Василий Звягинцев - Андреевское братство [= Право на смерть]
Эта ночь осталась у меня в памяти как одна из самых неожиданных и приятных за последние годы, невзирая на все сопутствующие обстоятельства, а Ирина была столь внимательна ко мне и тактична, что ушел я в отведенную мне каюту только из чувства приличия. Почти влюбленный в нее, пусть и в совсем другом смысле.
По крутому трапу Андрей свел меня вниз. Открыл первую по правому борту дверь.
— Устроит? Впрочем, остальные такие же точно…
Два на три метра каюта со столом, креслом и платяным шкафом, с огражденной высоким бортиком койкой показалась мне самым уютным местом на Земле.
— Отдыхай. А о прочем побеседуем на свежую голову. Глядишь, еще что-нибудь придумаем. Да, чтобы не забыть, а то ведь, чего доброго, ты второй раз и не напомнишь…
Он вышел и вернулся с деньгами.
Если б и остальные мои проблемы решились так же легко и непринужденно…
Ворочался я на койке, несмотря на хмель в голове и плавное покачивание яхты, очень долго, то успокаивая себя надеждами на счастливый исход, то терзаясь чувством вины за свое неуместное поведение, моментами, кажется, проваливаясь в сон и снова просыпаясь. Перед самым рассветом, измученный, вышел на палубу, услышал через открытый световой люк голоса.
Заглянул я в люк и тут же отстранился. В глаза бросилось прекрасное, совершенно обнаженное тело Ирины, и смотреть на нее так, из-за угла, показалось мне недопустимым. Но слова, что я успел услышать, меня заинтриговали. Спустился к себе и наконец заснул. А утром никак не мог понять — и до сих пор не понимаю — это было на самом деле или все же приснилось.
Глава 17
Утром по палубе шелестел обложной дождь, под который я провалялся в койке до полудня, добирая за все предыдущие беспокойные ночи. Стесняясь своего непрезентабельного вида, я мрачно пил за поздним завтраком кофе и много минеральной воды.
Новиков съехал на берег, и, когда его вельбот скрылся за дождевой сеткой, мы с Ириной остались вдвоем, если не считать того самого пса с необычной кличкой Парадокс.
Одета она была сегодня очень просто, и лицо без всякого макияжа, отчего и говорить с ней выходило легко, и никакой неловкости от вчерашней откровенности я не испытывал.
Пока она листала толстую кулинарную книгу, выбирая, чем бы этаким удивить Андрея за обедом, я как бы между прочим вспомнил о своем якобы сне.
— Интересный сон, — губы ее сложились в мягкую улыбку. — Во всяком случае, он не так уж далек от истины. Андрей обожает ввязываться во всякие авантюры. И не всегда угадаешь, во благо или на беду…
— А кто же он все-таки? — решился я на вопрос, пусть и бестактный в моем положении, но настолько же и естественный.
— Знаете, Игорь, это слишком сложно. Достаточно вам того, как он сам себя называет — «землепроходец и мореход». Появилась у него такая возможность некоторое время назад. А вообще он профессиональный психолог, а еще когда-то был вашим коллегой. Если все у вас сложится благополучно, может, и вернемся к этой истории. Как вы считаете, такой вот примерно вариант обеда вас устроит?
Обнаглев от ее благожелательности, я не удержался.
— Вы знаете о действии, которое производите на мужчин? — и я пояснил, что имею в виду.
Она вздохнула.
— Далеко не на всех, Игорь, далеко не на всех… Вам бы с Андреем поговорить. Впрочем, лучше не стоит. Обещаете? Так вот, он довольно давно придумал теорию насчет людей разных генетических серий. Об этом спросить его можете. Эта теория вам кое-что разъяснит. Возможно, какая-то часть наших с вами генотипов совпадает. Вот и вы мне кажетесь довольно подходящим, заслуживающим внимания и дружбы человеком. А кто-то вас терпеть не может. Пожалуй, тем же людям и я не понравлюсь. Так что никакой особой загадки во мне не ищите. А вот с Аллой вам явно не хватает синтонности. Однако, пока она не с вами, говорить так… нехорошо. Согласны? Вот когда вернется… Думаю, вы не откажетесь побыть нашими гостями… Какое-то время. Если вы не против, постараемся вместе во всем разобраться…
— Вашими бы устами… То есть, когда Аллу выручим, с удовольствием…
— Обязательно все получится. Если Андрей за ваше дело взялся… Ему и не такое удавалось.
Теперь уже я почувствовал в ее словах затаенную печаль. Невероятно, но мне показалось, что она (ОНА!) терзается чем-то вроде неразделенной любви. Или, в мягком варианте — неполным взаимопониманием. Абсурд, конечно, но тем не менее.
…За ужином, который можно было считать и поздним обедом, в ходе долгого и извилистого разговора я, когда пришлось к слову, спросил:
— А вот как ты, Андрей, считаешь — если существует много религий, соответственно, много и богов, то ведь и демоны всякие, дьяволы, нечистая сила тоже должны быть разными, в каждой системе свои. Так или нет?
— Интересно. Я об этом как-то не задумывался. Но предполагаю, что так. Если принять как данность, что боги действительно разные, а не преломления в людском сознании одного и того же объекта…
— А я не согласна, — включилась Ирина. — Боги непременно разные у различных народов, иначе что же получается? Когда, скажем, религиозные войны… Бог, один на всех, всемогущий и всеблагой, нарочно поделил своих детей на разные партии, заставляет их убивать друг друга, во славу свою, а сам наслаждается? Внутренне разделился на ипостаси и гордится, если сторонники его, как Аллаха, перебьют больше сторонников его ж, но как Христа?
— Это если он их считает своими детьми… Но сказано ведь — «раб Божий». А рабов назначить гладиаторами и заставить сражаться — милое дело.
— А не кощунствуем ли мы таким образом? — поинтересовался я.
— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Я атеист. Ты, видимо, тоже… Вот если б мы верующих таким образом смущали…
— Да, я скорее всего тоже атеист. Хотя знакомый игумен давно и старательно пытается меня обратить. Только мы не туда заехали. Я интересовался демонами. Вселенная, допустим, или, как говорят отцы церкви, «тварный мир», разделена на сферы влияния. Разные боги чужую паству не замечают? А демоны тоже? Может мне какую-нибудь пакость джинн или ифрит сделать, или я исключительно в юрисдикции русских чертей, кикимор и леших?
Ирина тихо засмеялась.
— Неверно ты вопрос ставишь, Игорь. Признав себя атеистом, ты попадаешь в еще более сложную ситуацию. В лучшем, идеальном, варианте ты не входишь ни в чью сферу интересов, экстерриториален как бы, но в худшем — принадлежишь всем сразу. И любая пакость может сделать с тобой что хочет, ибо нет у тебя покровителей. То есть из дипломата, который пользуется правом иммунитета в чужой стране, ты превращаешься в бродягу без подданства и вне закона…
Здорово она объяснила, а главное — обнадежила. Умная женщина, ничего не скажешь. Не менее умная, чем красивая.
— В общем, мы опять уперлись в ту же проблему. Исходную. Бытия Божьего. Либо Бог есть, он объективная реальность, и мы его подданные независимо от волеизъявления, либо его таки нет…
— И все позволено?
— Увы… А вообще так скажу. Хоть мы и атеисты, кое-что я почитывал и знаю, что «не поминай всуе…». Вот давай этому совету и последуем. Я старый теперь уже мореход, и помню — за каждой инструкцией не только опыт, но и кровь. Веришь — не веришь — лучше не нарушай…
…Андрей снял на свое имя пентхаус — виллу на крыше небоскреба. Конечно, по-настоящему какая там вилла — довольно средненькое бунгало из трех комнат с чахлым садиком вокруг. Уважающий себя миллионер и смотреть бы на него не стал. Но зато не слишком дорого и с любого места хорошо виден «Призрак» у выхода из пролива.
В сумерках Новиков привез меня туда и, прикрывая от портье и возможных агентов полиции большим, никак не желающим закрываться зонтом, провел к лифту.
Хотя в огромном, почти на всю высоту здания, полном людей холле на нас и так никто не обратил внимания.
На прощание он снова меня удивил. Такое впечатление, что колебался Андрей до последнего и, уже допив последнюю чашечку лично им сваренного кофе, вдруг сказал:
— План-то у нас хороший. Как у товарища Жукова… Однако черт его знает. Дам я тебе, пожалуй, одну штуку. Глядишь, и пригодится…
И протянул черный кожаный футляр.
В нем лежал черный же массивный браслет, похожий на старинные часы.
— Что это?
— Там, внутри футляра, инструкция. Когда я уйду, прочитаешь и поймешь. Категорически настаиваю — надень и до следующей нашей встречи не снимай ни при каких условиях. Это тебе как летчику парашют. Ко всему прочему, по этой штуке я тебя найду в любом месте и в любой момент. А от греха — дай, пожалуйста, руку…
Он сам защелкнул пружину. Я, вспомнив гравинаручник, непроизвольно дернулся. Андрей посмотрел удивленно, наверное, подумал, что прихватил кожу.
— Теперь и захочешь — не снимешь. Если угодно — гарантия моих капиталовложений. Средство для ненадежных должников. Чтобы не думал, будто я такой уж альтруист… — он ободряюще подмигнул, поднес два пальца к правой брови и задвинул за собой диафрагму индивидуального лифта.
